Шестого октября глава МИД Ирана Хосейн Амир Абдоллахиан заявил, что Москва и Тегеран договорились организовать встречу президентов двух стран Владимира Путина и Ибрахима Раиси. По словам министра, Россия занимает приоритетное место во внешней политике Ирана и в недалеком будущем можно будет увидеть развитие двусторонних отношений во всех направлениях.
В каком состоянии находится сегодня партнерство между Россией и Ираном в энергетической сфере и какие существуют возможные точки соприкосновения интересов двух стран? Об этом портал TEKFACE побеседовал с директором ГК «РусИранЭкспо» Александром ШАРОВЫМ.
TEKFACE: Александр Михайлович, в каком состоянии сегодня находится энергетический комплекс Ирана после длительного периода санкций? Нуждается ли он в коренной модернизации для поддержания и наращивания добычи углеводородного сырья и выработки прочих энергоресурсов?
Александр Шаров: Энергетический комплекс Ирана сейчас находится в состоянии ожидания. Осуществляется эксплуатация уже сильно изношенного оборудования. В предшествующие десятилетия очень мало вкладывалось в обновление основных фондов, а тем более в постройку новых объектов. Были небольшие проекты, которые реализовывали китайские компании или какие-то очень замаскированные дочки европейских корпораций. В частности, в Тегеране по-прежнему находится не только офис Siemens, но и совместный завод по производству газовых турбин для ТЭС, хотя компания утверждает, что не работает в ИРИ. То есть присутствие европейцев в Иране все же просматривается.
У Ирана есть серьезная потребность в поддержании эксплуатации уже имеющегося оборудования в области нефтегазохимии, производства строительных материалов, на горнодобывающих предприятиях, металлургических заводах. Требуются обновление, модернизация и повышение энергоэффективности этого оборудования.
Что же касается присутствия в Иране российских компаний, то первый блок Бушерской АЭС уже эксплуатируется, проводится его своевременный ремонт, причем требуется локализация в Иране производства комплектующих. Второй и третий блоки тоже начали сооружаться, к работам привлечены множество рабочих и оборудования. Оборудование завозится судами через Персидский залив, но объемы поставок пока относительно небольшие. При этом имеется очень существенная задержка платежей со стороны Ирана, потому что Тегеран перечислял деньги через японские банки и надеялся, что там эти средства не будут заблокированы. Но все-таки они были заблокированы и сейчас Иран ищет дополнительные ресурсы, чтобы погасить свою задолженность перед «Росатомом».
Другие объекты, которые планировалось создать совместными усилиями России и Ирана, – это две электростанции по давним межправительственным соглашениям. Но там строительные работы еще не идут. Была проведена определенная подготовительная работа, но заявок на поставку оборудования пока нет. Возможно, осуществляются проектные работы.
TEKFACE: С какими вызовами сталкивается сегодня энергетический комплекс Ирана, помимо санкций и изношенности основных фондов?
Александр Шаров: С прошлого года в Иране продолжается «большой хайп» по поводу добычи биткоинов. В связи с этим было зафиксировано большое количество подпольных подключений к энергетическим сетям, поскольку цены на электроэнергию для населения достаточно низкие, а для промышленности они составляют, в пересчете на нашу валюту, от 5 до 10 рублей за киловатт-час. Доходило до того, что летом приходилось делать веерные отключения электричества, так как много энергии уходило на майнинг биткоинов.
Еще одна проблема Ирана связана с низким уровнем энергоэффективности и энергосбережения. В стране этим и ранее никто не занимался и сейчас практически не занимается. Летом в Иране жара в 40 0С и даже больше, а зимой температура – от минус 5 0С до плюс 5 0С. Но до сих пор в большинстве домов стекла одинарные, современных стеклопакетов практически нет. Поэтому энергетические и финансовые расходы как на кондиционирование, так и на отопление жилого фонда очень велики.
Как следствие, потенциал деятельности в области энергосбережения в ИРИ очень большой. И, возможно, российские компании также могли принять в ней участие.
TEKFACE: Есть ли у российских нефтегазовых компаний перспективы участия в новых проектах по добыче углеводородного сырья в Иране?
Александр Шаров: Здесь складывается достаточно парадоксальная ситуация. Иранцы на словах декларировали, что они ждут российские нефтегазовые компании, но на самом деле надеялись на американский и европейский бизнес. В Иране до сих пор работают дочки Schlumberger, Baker Hughes и других западных корпораций. Потом Иран пытался сделать ставку на китайские компании – но китайский бизнес сначала вроде пришел в страну, но затем в основном ушел. В результате ситуация осталась в подвешенном состоянии.
Недавно произошел симптоматичный сдвиг – в большей степени со стороны России, чем Ирана. Посол РФ в ИРИ Леван Джагарян официально пригласил нового министра нефти Ирана Джавада Оуджи на Российскую энергетическую неделю, которая пройдет в Москве с 13 по 15 октября. Ранее и Минэнерго, и другие ведомства также посылали аналогичные приглашения, но реакция иранской стороны была достаточно прохладной. Теперь же сам посол сделал официальное приглашение. По всей видимости, российские нефтегазовые компании все же решились активно продвигаться в Иран. Если это удастся, это будет просто феноменально, поскольку повлечет за собой не только реализацию совместных проектов по добыче нефти и газа, но и освоение новых месторождений, поставку оборудования и услуг на иранский рынок: по геологоразведке, строительству и капитальному ремонту скважин, по увеличению дебита и т.д.
TEKFACE: Заинтересован ли Иран в поставках нефтегазового и иного энергетического оборудования из России?
Александр Шаров: Опять же, потенциальный спрос в Иране есть. И данный рынок довольно платежеспособный. Но надо правильно выстраивать отношения с иранскими компаниями. С ними надо работать через свои дочки, зарегистрированные на территории ИРИ, а не через совместные предприятия. Я знаю, что в Иране было создано много СП с российскими, турецкими, американскими, китайскими и прочими компаниями. Но среди них очень мало реально работающих. Из 100 учреждаемых СП – работающих, может быть, три-пять, а остальные закрываются по очень многим причинам. Тут главные проблемы – менталитет иранцев и финансовая дисциплина (точнее, ее отсутствие).
Но можно открыть свою 100%-ную дочку и Иране, иранские законы это позволяют (причем не только в свободных экономических зонах и промышленных парках, но и в рамках обычного налогового режима). От лица этой дочки уже можно заключать договоры с иранцами.
Это очень помогает в спорных ситуациях – при оплате контактов и получении аванса. По иранским законам, аванс должен составлять 70%. Когда мы называем эту цифру в разговорах с российскими бизнесменами, нам не верят. У нас привыкли, что объект надо сначала построить, вывести его на проектную мощность, и только тогда будет оплата. В Иране при таком подходе вы вообще никогда денег не увидите. Если же у вас есть иранская дочка, то можно поэтапно получать оплату: получили аванс – выполнили определенный объем работ и получили остаток, следующий аванс – последующий этап работ и т.д. И на эту же дочку можно растамаживать оборудование, комплектующие, сырье, запасные части. А в случае неоплаты можно спокойно идти в иранский арбитраж. Он работает по прецедентному праву и вопрос очень просто решается в вашу пользу, на должника автоматически накладывается требование по платежам. Если денег нет, то дирекцию компании, проигравшей арбитраж, ждет зиндан. Поэтому в Иране очень осторожно относятся к таким договорам.
При этом на иранском рынке есть целый ряд преимуществ. Там высокие цены из-за санкций на сырье и материалы, доступная аренда, есть прекрасная и квалифицированная рабочая сила. Если сравнивать с арабскими странами Персидского залива – с ОАЭ или тем более с Саудовской Аравией, то работа в этих странах по затратам раз в пять выше. Но при этом в Эмиратах зарегистрировано не то что несколько сотен, а несколько тысяч российских компаний, а в Иране их не больше нескольких десятков.
TEKFACE: Много говорилось о стремительном развитии иранской нефтегазохимии в последние годы. Каковы, по Вашему мнению, причины такого рывка в развитии?
Александр Шаров: Здесь, конечно, свою большую роль сыграли антииранские санкции. Они впервые были введены еще при шахе, когда была национализирована иранская дочка компании British Petroleum. Тем более эти санкции усилились после исламской революции. Американцы блокировали (а фактически конфисковали) иранские финансовые средства, несколько сот миллиардов долларов.
Выход для Ирана заключался в том, чтобы переориентироваться с экспорта нефти на производство и поставки продукции нефтегазохимии. Эти товарные потоки и их оплату подвести под санкции гораздо труднее. Еще в 1970-е годы в Иране были созданы первые нефтехимические заводы, некоторые предприятия запускались даже во время ирано-иракской войны и тем более в 1990-е и 2000-е годы. В результате были сформированы мощные нефтехимические кластеры.
До запуска в Тобольске «ЗапСибНефтехима» Иран в два раза превосходил Россию по производству этилена (базового нефтехимического товара, на основе которого строятся в дальнейшем полимерные и другие химические цепочки). Если в России производилось порядка 3 млн тонн в год, то в ИРИ – около 6 млн тонн. При этом в Иране продолжается строительство крупных пиролизных мощностей еще на 2-3 млн тонн в год. «ЗапСибНефтхим» немного выправил ситуацию, но все равно Иран по-прежнему превосходит Россию по данному показателю. В России сейчас строятся Амурский газохимический комплекс, реализуются проекты в Усть-Луге и в других местах. Если они будут достроены, то, возможно, через три-четыре года объем производства нефтехимической продукции в России сравняется с иранским. То есть ИРИ, находясь под гораздо более серьезными санкциями, чем РФ, все равно строит новые заводы и активно их эксплуатирует. А мы все плачемся, что нам постоянно что-то мешает! На самом деле мы качаем нефть, газ на мировой рынок, продаем по хорошим ценам за валюту, а валюту корпорации, да и само государство, складируют на Западе. На практике санкции в гораздо большей степени помогают развитию экономики в стране, чем препятствуют.
TEKFACE: Какие основные нефтегазохимические проекты, реализуемые сегодня в Иране, на Ваш взгляд, являются наиболее важными?
Александр Шаров: Я думаю, что будущее скорее за проектами, связанными не с нефтехимией, а с газохимией. В Иране очень много газа, мировые цены на него постоянно растут и, соответственно, вся линейка продуктов, получаемых из газа, во всем мире также будет повышаться в цене. Сейчас газ в Европе стоит уже $1450 за 1 тыс. м3, и я полагаю, что это не предел. Это все-таки более экологичный вид топлива, чем нефть, и к тому же из газа можно производить множество различных продуктов: этилен, метанол, аммиак, карбамид (кстати, в России есть очень интересные технологии по производству карбамида и они востребованы в Иране).
Природный газ заперт в Иране из-за непростых отношений с соседями. Вряд ли стоит ожидать строительства новых газопроводов из ИРИ. Турция сейчас обеспечена газом, поступающим по «Турецкому потоку». У Азербайджана газа не хватает, и он покупает его уже несколько лет у «Газпрома» – в частности азербайджанский завод метанола зимой просто останавливается.
Вряд ли Иран сможет организовать масштабное производство сжиженного природного газа. Технологиями производства СПГ владеет ограниченный круг стран, которые поддерживают режим санкций против Тегерана. Британцы и американцы передавать эти технологии Ирану не будут, французские и южнокорейские фирмы также вряд ли преодолеют соответствующие санкции. А у России если и есть технологии сжижения газа, то в основном применительно к малотоннажным производствам. То есть какой-то потенциал есть, но он достаточно ограниченный.
Из вышесказанного следует, что цены на «запертый» газ в Иране будут всегда низкими, в отличие от мировых. А значит, есть хорошие перспективы для развития газохимии.
И это тоже привлекательная сфера для российских инвесторов. Газохимические комплексы, которые основаны на переработке природного газа, имеют большой потенциал. И инвестору очень легко забирать свою долю прибыли в виде того же метанола, карбамида или аммиака, которые танкерами можно перевозить в Китай , в азиатские страны и в Африку.
TEKFACE: Какие еще могут быть точки взаимодействия в области нефтегазохимии между российским и иранским бизнесом? Заинтересован ли Иран во взаимодействии с Россией в этой сфере?
Александр Шаров: Мы над этим вопросом сейчас очень плотно работаем. Многие продукты базовой нефтехимии в Иране сейчас не производятся – к примеру, фенол и ацетон. Несмотря на наличие собственного бензола, Иран пока не смог организовать такого достаточно примитивного по сегодняшним меркам производства. И в ближайшие лет пять оно не появится. Соответственно, Иран сидит на импортном ацетоне и феноле, которые ввозят из Восточной Азии танкерами – на которые, кстати, постоянно растут фрахтовые ставки. У нас же есть не такой протяженный маршрут поставок – по Каспийскому морю. Тем более что в России перепроизводство фенола и ацетона, и мы очень много их экспортируем.
Еще один перспективный экспортный товар – бутилакрилат, акрилонитрил и прочие акриловые соединения, которые Иран также импортирует. ИРИ также нужны синтетические масла, своих производств в стране нет. У нас есть целый список химии, который Иран импортирует со всего мира, но только не из России.
А из Ирана в Россию могут пойти поставки этиленгликоля. После слияния СИБУРа и ТАИФа произошла монополизация рынка. Кроме того, они купили завод «Алкопэт» в Калининграде, который сидел на европейском этиленгликоле. В результат с рынка ушло 5 тыс. тонн этиленгликоля в месяц, и сейчас на него ажиотажный спрос. Поэтому уже начались поставки из Ирана, но пока в небольшом количестве.
Мне кажется, что через некоторое время поток нефтегазохимической продукции между Россией и Ираном будет как минимум такой же, как между Россией и Европой. Потенциал для этого есть и мы над этим работаем.
Что касается отношения к России, то еще недавно иранские компании воспринимали наш рынок как даже не второстепенный, а третьестепенный. И были не готовы работать с российскими контрагентами. Мы долго их убеждали в том, что надо выстраивать контрактную систему, переходить на безналичную оплату. В ИРИ есть серьезный конгломерат нефтегазохимических заводов размером примерно с наш СИБУР, и они до сих пор не заключают договоры на поставку, обходятся обычными инвойсами на оплату. Скоро мы снова будем встречаться с ними и обсуждать перспективы поставок и, может быть, убедим их в необходимости заключать долгосрочные договоры с плавающими ценами на основе биржевых цен.
