Алексей Кашин: У России есть лишь два-три года, чтобы занять свою нишу на глобальном рынке водорода

Глобальный рынок водорода еще только формируется, однако России следует поторопиться, чтобы занять на нем свою нишу. Окно возможностей не столь велико: два-три года. Успеет ли Россия вписаться в новый рынок? Насколько серьезна угроза антиводородного лобби, и кто его представляет? Какие российские компании имеют шанс стать «водородным «Газпромом»? На эти и другие вопросы TEKFACE ответил Алексей Кашин, основатель «ИнЭнерджи», ведущей российской электрохимической группы компаний, разработчика и производителя источников энергии для транспорта и энергетики.

Фото: «ИнЭнерджи»

TF: Что сейчас является главным «драйвером» водорода?

А.К.: Центральную роль в развитии водородного сектора будет играть климатическая повестка. Как только, помимо трансграничного налогообложения СО2, начнет вводиться трекинг углеродного следа по товарам, услугам и бизнесам в целом, стимулы для перехода к «зеленой» энергетике станут еще сильнее. Крупный бизнес важность ESG-повестки (Environmental, social and corporate governance – экологическое, социальное и корпоративное управление, – TEKFACE) осознает уже сегодня. В этом случае водород будет уже бессмысленно напрямую сравнивать с другими энергоносителями, сравнение будет иметь смысл лишь с точки зрения надбавки за эмиссию СО2.

Углеродный налог, который будет вводиться повсеместно, это налог на бедность, его так и нужно понимать. И если экономика имеет низкую прибавочную стоимость по основным продуктам, то для страны с такой экономикой будет максимальная налоговая нагрузка с точки зрения СО2. И «грязная» энергетика в таких странах будет оставаться, потому что деваться им просто некуда. Технологическая отсталость будет «консервировать» отсталость экономическую и за это придется платить. Бедные страны будут становиться беднее, а богатые – богаче, устанавливая правила игры. По сути, это технологический империализм. Страны первого мира выбрали такой политико-технологический инструмент давления на остальных с точки зрения глобальной климатической повестки. Инструмент опробован и действует эффективно, значимость «зеленой» повестки будет только нарастать.

И тут возникает вопрос, о каком именно водороде мы говорим. Сложившаяся на сегодняшний день неформальная дифференциация видов водорода по «цвету» его происхождения (например, «голубой» водород производится из природного газа с утилизацией углекислого газа, «зеленый» – путем электролиза из воды с помощью ВИЭ и т. д., – TEKFACE) демонстрирует, что вопрос сейчас находится в плоскости более политической, чем технической. Мы понимаем, что водород – это газ без цвета и запаха, однако «цветность» указывает на его происхождение, и эта классификация становится общепринятой. Однако есть и разночтения: ряд стран Европы не хочет признавать «зеленым» водород, полученный с использованием электроэнергии от АЭС. Тогда как, например, Франция смотрит на атомную энергетику более благосклонно, поскольку это отвечает технологическим интересам этой страны.

TF: Климатическая повестка – настолько серьезный вопрос?

А.К.: Если говорить о климатической повестке в аспекте глобального потепления, то, на мой взгляд, не столь важно, играет ли основную роль в изменении климата антропогенный фактор, а именно об этом сейчас основной дискурс. Это не главное. Гораздо важнее, что ответ на глобальное потепление может быть только антропогенным.

TF: Способен ли водород в перспективе серьезно потеснить другие энергоносители?

А.К.: Безусловно, водород займет свое место как в «большой» энергетике, с точки зрения глобального энергобаланса, так и в качестве элемента декарбонизации отдельных отраслей (таких как сталелитейная промышленность, производство цемента и «зеленых» удобрений). Также водород займет свою нишу в качестве экспортного продукта (в первую очередь в Японию и Юго-Восточную Азию в целом) и средства декарбонизации территорий, оторванных от централизованного электроснабжения (например, российский Дальний Восток и Африка). Что касается прогнозов по конкретной доле водорода в энергобалансе, предлагаю взглянуть на инфографику.

Источник: «ИнЭнерджи»

TF: Где еще может использоваться водород?

А.К.: Помимо декарбонизации строительной и металлургической отраслей, чему будет способствовать использование водорода, следует отметить высокий потенциал технологий семейства  Power-to-X, когда избыточная мощность используется для производства водорода и иных «зеленых» соединений, а водород может добавляться в газотранспортную систему, повышая калорийность водородно-метановой смеси на 10-15%. Также водород может использоваться при переработке мусора в «зеленую» химию, это очень перспективная тема.

TF: Существует ли в России и мире в целом антиводородное лобби? Кто играет против водорода?

А.К.: При попытке рассмотреть водородную отрасль как единое целое возникает очень много асимметрий и пересечений. Но если рассматривать посегментно, крупнейшим тормозом развития водорода выступают нефтегазовые компании. Это сложившаяся гигантская индустрия, а применение технологий следующей ступени радикально меняет ландшафт рынков, и многие из крупных игроков этого просто не переживут. Однако и среди нефтегазовых компаний есть ряд пионеров, таких как французская TotalEnergies (в недавнем прошлом Total), которые постепенно меняют свою позицию и из разряда ярых противников переходят в стан ярых же сторонников водорода. Это, кстати, очень показательно, так как говорит о том, что решения о развитии «зеленой» энергетики принимались именно на политическом уровне. И большой капитал, имеющий соответствующий горизонт планирования, уже сейчас понимает, каким будет ландшафт рынков в перспективе. Так что можно говорить о том, что самая большая группа противников водорода – нефтегазовые компании – сейчас активно редеет.

Источник: «ИнЭнерджи»

Вторая группа противников связана с транспортной отраслью, транспортными рынками, где до сих пор доминируют двигатели внутреннего сгорания. Сюда же, пожалуй, можно отнести и энергетику, основанную на сжигании ископаемого топлива. Да, это сложившиеся, устоявшиеся рынки, игроки которых совершенно логично не хотят ничего менять. Но на этих рынках почти нет технологической динамики, которая отсутствует в том числе потому, что зазоры в совершенствовании технологий уже выбраны, технологии подошли к своему пределу. Здесь нужна какая-то смена, свежая кровь.

Есть еще некий искусственный антагонизм между электрокаром и водородомобилем. Рассказывают, например, что Илон Маск, якобы даже создал фонд для противостояния развитию водородного сектора, но мне такие слухи кажутся малореальными. Однако есть мнение, что развитие батарей для электромобилей не замедлится, их энерговооруженость повысится значительно, и никакой водород будет не нужен. На мой взгляд, это мнение ошибочно, так как колоссальные ресурсы, брошенные на рост энерговооруженности литиевых батарей (используются в электрокарах, в водородомобилях используются топливные элементы, – TEKFACE), ни к каким радикальным улучшениям не привели. Если взять аккумуляторную батарею, то ее энерговоруженность в среднем как была менее 200 Вт*ч на килограмм веса, так и остается. Например, автомобиль Tesla, модель S, где энерговооруженность батареи составляет 187 Вт*ч на килограмм, и предел безопасности в данном случае почти достигнут. При этом рынок электродвижения сегодня на 8/10 или даже на 9/10 – это не водород. И речь не о конкуренции, а скорее о синергии, поскольку энергоустановка сегодня – это более 50% электромобиля по стоимости, и в случае применения топливных элементов они практически всегда сочетаются с аккумуляторной батареей. Применение водородных топливных элементов оправдано там, где требуется быстрая заправка, где необходим значительный пробег, в районах, где холодный климат, или где используется тяжелый транспорт (свыше 4 тонн) – там есть ниша для водорода. Но он не является абсолютной панацеей, поэтому, на мой взгляд, электрокары и водородомобили просто поделят рыночные ниши. При этом нужно понимать, что стадия раннего водородного рынка сохранится еще 5-7 лет, и на этой стадии очень важно быть близко к потребителю, предлагать продукт на весь жизненный цикл и быть конкурентоспособными по стоимости, а это возможно только при глубокой вертикальной интеграции и собственном научно-технологическом сопровождении процессов производства.

Здесь, кстати, следует отметить, что сегодня безальтернативно выбрана стратегия перехода на электрический транспорт не потому, что он всегда и всюду эффективнее транспорта с ДВС. Новая энергетика — единственная большая «отдушина» с точки зрения перезагрузки глобальной инфраструктуры. Экстенсивное развитие достигло предела, новую Америку или Африку уже не откроешь. Так что водородная повестка в значительной степени лежит и в этих областях. Это один из двух способов преодоления предела Ходжсона (в данном случае речь идет о том, что развитие достигло своего предела, – TEKFACE) в глобальной экономике. Что, впрочем, не отменяет того факта, что водород действительно нужен. Другое дело, что он отнюдь не является панацеей.

Других примеров «водородоненавистничества» я не вижу, однако есть вопрос, связанный с водородобоязнью.  Иногда ее называют «синдромом «Гинденбурга» (боязнь взрыва водорода, название связано с катастрофой водородного дирижабля «Гинденбург» в 1937 году). Это явление довольно широко распространено в социуме. При этом начисто игнорируется многолетняя практика использования в крупных городах тяжелого водородного транспорта. Люди, не разбирающиеся в вопросе, считают, что именно безопасность станет камнем преткновения и однозначно ставят крест на водороде для транспортного сектора. Это, конечно, не антиводородное лобби, а, скорее, некая социальная аномалия. Водород при использовании на транспорте безопаснее углеводородного транспорта: современные баллоны при разрыве не дают осколков, при утечке водород улетает вверх, не образуя взрывоопасное облако у поверхности, как например происходит с пропаном.

TF: То есть можно сделать вывод, что антиводородное лобби серьезной угрозы развитию водородной энергетики не несет?

А.К.: На мой взгляд, не несет. Как я говорил выше, решения по поводу смены глобального технологического уклада, на мой взгляд, уже приняты и они безальтернативны. На экспертном уровне по поводу энергомодели мира уже достигнут всеобщий консенсус. И водородная энергетика в этой модели присутствует. Дискуссии, фактически, ведутся только по вопросам насколько быстро и насколько глобально будет вводиться водородная энергетика.

TF: Какие перспективы у водорода в России?

А.К.: Если «в лоб» сравнивать использование водорода в европейской части России с уже существующими альтернативами, понятно, что водород дороже. Во-первых, углеродный налог пока не введен. Во-вторых, для традиционной энергетики уже есть сложившаяся инфраструктура, правила рынка, налоговая политика. А рынок водорода только создается и на раннем этапе будет проигрывать. Но даже в существующей сегодня экономической модели есть точки, где ранний рынок может дать яркий экономический эффект даже без большой перестройки. Тот же Дальний Восток, где в отдельных районах на сегодня киловаттчас стоит значительно больше 100 руб. Также хорошие возможности для водорода открываются в секторе тяжелого транспорта в больших городах и на магистралях, в удаленных территориях. В городах, с точки зрения локальной экологии, самым действенным способом снизить количество канцерогенов является именно перевод тяжелого транспорта на водород. Конечно, опять возникает вопрос: сколько это будет стоить? Но тут зависит от того, как считать и с чем сравнивать. Давайте посчитаем количество онкобольных на 1 тыс. человек (количество онкобольных напрямую связано с выбросами в атмосферу, – TEKFACE), посчитаем  стоимость  вхождения в группу технологических лидеров (при этом в расчетах не стоит забывать и про углеродный налог). Плюс железные дороги, где без водорода убрать эмиссию СО2 от подвижного состава невозможно. РЖД, кстати, с вопросом квотирования СО2 уже сталкивались при использовании финансовых инструментов.  Имиджевая составляющая и корпоративная ESG-повестка с точки зрения рейтинга компании сегодня выходит на первое место.

Так что рынок водорода перспективен. Можно его игнорировать, а можно его формировать, становясь его участником. Мы за то, чтобы обязательно участвовать. Сейчас обсуждать вопрос «а будет ли новая энергетика?» уже поздно. Нужно говорить о том, где она будет, в каком виде, и кто на этом заработает?

TF: Сколько Россия потенциально способна производить водорода, и какая доля этих объемов останется на внутреннем рынке, а сколько пойдет на экспорт?

А.К.: Концепция развития водородной энергетики в РФ предполагает растущий эспорт водорода с 200 тыс. тонн в 2024 году до 15-50 млн тонн в 2050 г., в зависимости от темпов развития глобальной низкоуглеродной экономики. Однако, на мой взгляд, экспортные планы можно назвать амбициозными. Пока нет необходимой динамики.

Внутренний рынок, по нашим оценкам, мог бы быть сравнимого объема, однако он явно недооценен, здесь есть определенный перекос. При этом внутренний рынок можно формировать самостоятельно, тогда как внешние рынки зачастую политически окрашены. Наш водород, будь он «голубой» или «зеленый», на Западе никто особо не ждет. Так, Европа переходит на водород как раз для того, чтобы повысить свою энергетическую безопасность и снизить зависимость от поставок российских энергоносителей.

В Юго-Восточной Азии ситуация другая: это формирующийся рынок, население там растет (в отличие от Европы). Это же относится к Африке, так что я бы смотрел на эти рынки. Там нужно обеспечивать присутствие, и это присутствие может развиваться через технологическую связность, то есть туда нужно экспортировать технологии. А о внешнем рынке технологий мы зачастую забываем.

TF: Какие сейчас самые крупные препятствия для водородной энергетики в России и мире?

А.К.: В России, на мой взгляд, это технологическая инертность, нулевой аппетит к риску. Неготовность быть первыми, привычка оглядываться на Запад, а теперь еще и на Восток. Мы разучились создавать новые рынки и отрасли, надо вспоминать этот навык – он нам понадобится. Технологическим будущим страны сегодня занимается НТИ и РОСНАНО, и мы активно участвуем в меру своих компетенций. Еще одна серьезная проблема – отсутствие квалифицированных заказчиков среди крупного бизнеса, готовых пробовать что-то новое. Хотя как раз сейчас они начали появляться, например, те же РЖД.

Если говорить глобально, то здесь главный вопрос в недостаточно яркой экономике, с точки зрения экономической эффективности многие решения до сих пор спорны. Впрочем, «зеленая» повестка для того так и подается (в аспекте климатических изменений, – TEKFACE), чтобы нивелировать недостаток экономического эффекта. И регуляторная политика будет продолжать изменяться так, чтобы деньги потекли на ранние рынки «зеленой» энергетики.

TF: Нужен ли России крупный водородный игрок, своеобразный водородный «Газпром»? И реально ли такого игрока создать?

А.К.: Думаю, что у нас есть шансы вырастить такого игрока, такой игрок России нужен, и у нас есть для этого необходимый научно-технологический задел. Причем в первую очередь с точки зрения производства водорода для внутреннего рынка и развития этого рынка. Например, чтобы не приводить на рынок РФ готовые технологические решения. Кроме того, адекватное развитие таких регионов, как Сибирь и Дальний Восток без водорода невозможно.

Что касается экспорта – здесь важна тема технологического развития. Попытка подождать, пока сформируется глобальный рынок водорода приведет к тому, что Россия будет вечно отставать, получая устаревшие технологии. Поэтому нужно работать на опережение. Здесь большую поддержку должна оказать утвержденная в августе Концепция развития водородной энергетики в РФ. Имея технологические козыри и возможность играть в технологической плоскости, а также учитывая геополитическое влияние России, она имеет все шансы войти в группу лидеров по водородным технологиям. Но окно возможностей здесь невелико, по моей оценке, лишь 2-3 года. Сейчас возможно построить новую конкуретноспособную отрасль, однако если сейчас продолжать сотрясать воздух, все останется на уровне разговоров. У нас, к сожалению, примеров успешного создания новых индустрий в последнее время нет. Отдельно отмечу рынок электродвижения, это самый большой из новых, формирующихся рынков. Минэкономразвития недавно выпустил отличный документ: распоряжение, утверждающее концепцию электродвижения 2290 р. Это принципиально новый подход. Если мы продолжим в таком ключе, у нас есть все шансы создать правильный «домашний» рынок и использовать его как трамплин для технологического рывка в новой энергетике. Это уникальная возможность.

TF: А кто конкретно может стать тем самым крупным водородным игроком? «Газпром», «Росатом», «Роснефть», кто-то еще?

А.К.: Если говорить о нефтегазовых компаниях, то это, в первую очередь, «Газпром нефть». Если брать других игроков, системно на эту проблему смотрит «Росатом». «Русатом Оверсиз»  сформировал свою экспертную сеть, коллеги работают системно, это не может не радовать. И, кстати, можно провести аналогию: сейчас России нужен  проект в новой энергетике такого масштаба, как когда-то был атомный.

Кроме того, из крупных государственных игроков необходимо отметить РЖД, которые также системно подходят к вопросу, они понимают, зачем водородные технологии нужны, где и когда. И я уверен, что при сохранении такого вектора они тоже выйдут в группу лидеров. В том числе и по развитию водородной инфраструктуры.

Также хотелось бы отметить возможности консорциума небольших компаний, которые мы собираем вокруг себя вместе коллегами из Роснано и инициативы от таких технологически развитых трендсеттеров, как, например, компания «Полюс» и «Н2 Чистая энергетика», которая всю свою инфраструктуру на востоке страны снабжает электроэнергией, полученной из возобновляемых источников, и инициировала несколько ВИЭ-проектов в непосредственной близости от потенциальных рынков сбыта (в данном случае Азиатско-Тихоокеанского региона). Вот такие игроки тоже могли бы выступить просьюмерами и создать рынок, сегодня они на 2 шага впереди остальных.

TF: Можно ли говорить о том, что те игроки, кто вырвется вперед и сумеет «поделить» водородный рынок, станут новой элитой?

АК: С точки зрения технологической готовности это безусловно так.

TF: И напоследок политический вопрос. Если водород будет поставляться по «Северному потоку-2», как об этом ранее говорилось, как это повлияет на отношения России и Украины?

А.К.: С точки зрения ее географической позиции, Украина имеет высокий потенциал в области водородной энергетики. Но нужно иметь свой технологический пакет, связанный с транспортировкой и применением водорода. Украина, безусловно, попытается разыграть свою карту страны-транзитера, но пока главная игра еще впереди. И геополитика здесь может сыграть не в пользу России. Нам нужно быть самодостаточными на этом стратегическом направлении, мы хорошо видим перспективу и работаем на Россию будущего. Верю, что у нас все получится.

Telegram
Facebook
WhatsApp
Twitter
VK
Email
Skype